Макроэкономика появилась сильно позже, чем экономическая наука. Если смотреть, как развивалась экономическая наука с конца XVIII века, то сначала это были попытки объяснить перемены в обществе, которые случились в результате промышленной революции. Обсуждались проблемы роста, проблемы распределения — и, конечно же, это макроэкономические проблемы, но в те времена господствовало представление о хорошо работающих рынках. Казалось, что хорошо работающие рынки со всем справятся сами.

Например, Адам Смит говорил, что самое важное, что мы видим в рынках, — это разделение труда и специализация, которые позволяют эффективнее производить, это технический прогресс, который еще больше увеличивает нашу эффективность. Он обращал внимание на накопление капитала, который позволяет нам развивать технологии, и говорил, что рынки так хорошо работают, потому что существует принцип «невидимой руки». Действуя в своих интересах, индивиды тем самым действуют в интересах всего общества. А это означает, что всем можно предоставить возможность заниматься своими делами, государство в экономику вмешиваться не должно. Это так называемый принцип laissez-faire — дословный перевод с французского «оставьте делать», не трогайте. Чуть позже к этому был добавлен так называемый закон Сэя, названный в честь французского экономиста и гласящий, что вся произведенная продукция найдет свой спрос.

Мы должны понимать, что это специфический период. Промышленное производство только начинается, и спрос на промышленные товары еще не удовлетворен. Более того, у нас нет хорошей макроэкономической статистики. И к этому нужно добавить еще один важный момент. Даже там, где уже избирается парламент, избирательное право крайне ограничено: нет права голоса у рабочих, есть имущественный ценз, женщины вообще не голосуют, и, строго говоря, такие вопросы, как безработица, мало кого волнуют, потому что нет избирательной базы, которая при высокой безработице на следующие четыре года вас не выберет. Поэтому основное внимание уделялось денежно-кредитной политике, что во времена золотого стандарта означало, например, поддержание фиксированного обменного курса по отношению к золоту, и вопросам наполнения казны, если случаются какие-то проблемы, а в тот период это чаще всего — войны. То есть это совершенно другой исторический контекст по сравнению с тем, что мы видим сейчас.

При этом к концу XIX века уже становится понятно, что экономика не совсем такая классическая и что бывают кризисы перепроизводства, что бывает так, что товары есть, но их никто не покупает. Происходят всплески деловой активности, и накапливается некоторая база статистических данных. На рубеже XIX–XX веков появляются даже первые исследования в области экономических циклов, то есть экономисты пытаются понять, почему экономика то растет, то падает, откуда берутся кризисы и так далее. В октябре 1929 года на фондовом рынке США случился крах, экономика неожиданно начала падать и как-то совершенно не стремилась развернуться обратно. Хорошо работающие рынки вдруг прекратили работать. Изучение Великой депрессии и ее последствий стало, собственно, стимулом к развитию макроэкономики.

Все началось в 1936 году с публикации выдающегося труда Джона Мейнарда Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег». Там он ввел понятие совокупного спроса, обратил внимание на важность ставок процента и необходимость их снижения для того, чтобы экономика росла и развивалась, а также говорил об управлении государственными закупками — это то, что мы сегодня называем фискальной политикой и считаем само собой разумеющимся. Казалось, что идеи Кейнса нашли ответы на все вопросы и указали, что нужно делать. После Второй мировой войны на протяжении тридцати лет кейнсианство уверенно занимало ведущие позиции с точки зрения того, как нужно проводить макроэкономическую политику. Для развитого мира — США и Западной Европы — это были золотые тридцать лет, когда казалось, что все замечательно и больше у нас не будет ни спадов, ни великих депрессий.

Однако после первого нефтяного шока в 1973 году стало понятно, что что-то идет не так. Довольно быстро на смену кейнсианству пришел монетаризм, сторонники которого провозгласили, что государство, когда оно вмешивается в экономику, по большому счету ничего хорошего не делает. В долгосрочном периоде вмешательство государства в макроэкономику приносит только неприятности. Поэтому мы возвращаемся к принципу laissez-faire: как можно меньше вмешиваемся в экономику и ведем себя как можно более предсказуемо для того, чтобы экономические агенты знали, чего ожидать от собственного правительства. То есть на вопрос «А должна ли экономическая политика быть активной?» был предложен ответ: «Нет, не должна или должна как можно меньше».

Потом уже была сделана попытка соединить кейнсианские идеи и идеи неоклассиков-монетаристов, и появилось понимание, что есть краткосрочный период, в котором мы живем, и долгосрочные последствия, которые тоже нужно принимать во внимание. Был взят тренд на дерегулирование, особенно в части финансовых рынков, и отчасти это явилось причиной кризиса 2008-2009 годов. После чего выяснилось, что у нас новая проблема. Возможно, нужно лучше регулировать. И очевидно, что экономики очень сильно связаны между собой, то есть глобализация теперь уже присутствует на всех рынках — и труда, и капитала, и производства продуктов, и, главное, на финансовых рынках. К этому стали добавляться экологические проблемы, которые нужно учитывать, и в глобальной повестке появились новые проблемы — развитые страны стали больше думать о развивающихся странах и пытаться бороться с бедностью значительной части населения земного шара и другими неблагоприятными явлениями. И эта повестка дня уже выходит за пределы собственно макроэкономической политики конкретной страны.

Таким образом, мы видим, что макроэкономика постоянно эволюционирует, и в ней есть такой своеобразный маятник. Мы идем от идеи, что государство не должно вмешиваться в экономику, к идее, что пусть оно вмешивается и наводит в ней порядок, а потом возвращаемся на новый виток к представлению о том, что государство только вредит. По всей видимости, так оно и будет, золотая середина где-то между этими двумя крайностями, и по мере развития экономики все равно будет происходить переход от одного вида макроэкономической политики к другой. Но макроэкономика всегда будет оставаться активно развивающейся областью, которая отвечает на то, что происходит прямо сейчас.

Фрагмент лекции, прочитанной в рамках онлайн-курса «Макроэкономика: базовые модели закрытой экономики» специально для Открытого университета Егора Гайдара.